ЖИЗНЬ И НАСЛЕДИЕ ИМАМА АБУ ХАНИФЫ (7)

РАССКАЗЫ

 

О серебряной посуде

Согласно хадисам Пророка, мусульманам запрещается есть из золотой и серебряной посуды. Поэтому, когда на одном из торжеств гостям преподнесли благовония в серебряной чаше, Ибн-Абу-Ляйла и другие ученые сочли, что это следует также приравнять к еде из запрещенной посуды, и потому отказались воспользоваться ими. Однако Абу-Ханифа окунул свои пальцы в чашу, растер благовон ия на ладонях и умастился ими. «Ужель вы не знаете, — обратился он к коллегам, — что когда Анасу ибн Малику преподнесли хабисш в серебряной чаше, то он переложил его на лепешку, а затем ел?» Ученые лишь дивились его познаниям и силе его логики.

О серебряных инкрустациях на посуде

Некий человек спросил Абу-Ханифу:

— Что вы скажете о емкости и чаше, в некоторых сторонах которых серебро?

— Ничего страшного, — ответил ученый.

— Но на это нет доказательств! — вставил присутствовавший там Усман ибн Заида.

—  Усман! А что ты скажешь о человеке, который захотел пить, когда переходил через реку, но, не найдя никакой емкости, стал черпать воду из реки и пить пригоршнями, имея на пальце [серебряное] кольцо?

— Ничего страшного.

— Так вот это го же самое!

— Да, у него сразу готов ответ, — признавался потом Услан.

О птице, упавшей в бульон

Однажды на занятиях у Абу-Ханифы Ибн-аль-Мубарак спросил:

—  Как быть человеку, который готовил в котелке [мясо], куда упала и умерла птица?

—  Что вы скажете? — переадресовал Абу-Ханифа вопрос своим ученикам.

В ответ они рассказали ему мнение Ибн-Аббаса, который считал, что в таких случаях бульон следует вылить, а [варившееся] мясо промыть и считать пригодным для употребления.

— Да, так мы и считаем, — подтвердил Абу-Ханифа, — но при одном условии. Если [птица] упала в кипящую воду, то и мясо следует выбросить, и бульон вылить. А если упала в не кипящую воду, то мясо следует промыть, а бульон вылить.

— Откуда Вы взяли это? — спросил Ибн-аль-Мубарак.

— Так как если [птица] упала в кипящую воду, то она проникает в мясо, как проникают в него уксус и приправы. А если упала в не кипящую воду, то она мяса не испачкает и не проникнет в него.

—  Вот это школа! — воскликнул Ибн-аль-Мубарак на родном персидском языке, трижды пожав руку Абу-Ханифе.

Как ан-Нуман стал Абу-Ханифой

«Почему женщина не может иметь более одного мужа, тогда как мужчине позволено иметь четырех жен?» — спросила однажды группа женщин у Имама. Имам не смог ответить сразу и пообещал вернуться с ответом позже. Он вошел в дом в глубокой задумчивости. Видя его озадаченным, его дочь, Ханифа, спросила: «В чем дело?». И Имам рассказал, что не может ответить на вопрос, заданный женщинами. «Я знаю ответ! — воскликнула Ханифа. — Но я скажу его только при условии, что ты будешь называть свое имя вместе с моим». Имам согласился.

Ханифа позвала всех тех женщин к себе домой и дала каждой из них по чаше. Она попросила сцедить немного грудного молока в эти чаши. Затем взяла миску и попросила вылить молоко из чаш в нее. Когда просьба была исполнена, Ханифа сказала, чтобы каждая из них взяла из миски свое молоко обратно. «Но это невозможно!» — воскликнули они. «Таковы же последствия брака более чем с одним мужчиной, — объяснила Ханифа. — Как вы сможете отличить ребенка от одного мужа или от другого?» Ошеломленные безупречным ответом Ханифы, женщины ушли полностью убежденными. С тех пор Имам стал называть себя Абу-Ханифой.

Наихудший из троих

Однажды Абу-Ханифа поинтересовался у аль-Фадлаь о том, какие занятия посещает его сын — Мухаммад. Когда Абу-Ханифа узнал, что он ходит к разным хадисоведам и записывает то, что они говорят, ученый попросил привести к нему юношу. На встречу с Имамом Мухаммад пришел с книгой, которую он изучал. На первой же странице Абу-Ханифа увидел такую запись: «Ребенок, рожденный вне брака, является наихудшим из троих».

—  Мухаммад, что означают слова Пророка: «Ребенок, рожденный вне брака, является наихудшим из троих»?

— Он таков, как сказано в этом хадисе.

—  Все мы — от Бога! Ты же приписал Пророку нечто недопустимое и непозволительное, ибо эти слова противоречат Божьему Писанию и пророческой Сунне, являясь несправедливыми! Ведь Всевышний сказал: «Каждый человек — заложник того, что он приобрел (совершил)» (74:38). И еще: «…дабы Он воздал вершившим дурное за их поступки…» (53:31). И еще: «Они обнаружат перед собой все, что совершили. Твой Господь никого не обижает!» (18:49) И еще: «И устроим Мы весы для Дня воскресения. Не будет обижена душа ни в чем» (21:47). И еще: «Мы вас не обидели, но они сами были обидчиками» (43:76). И еще: «Во благо человеку — то, что он приобрел (совершил). И во вред ему — то, что он приобрел» (2:286). И еще: «Если вы творите добро, то для самих себя, а если творите зло, то для себя же» (17:7). И еще: «… и не понесет носящая ношу другой» (6:164).

Можно привести другие подобные аяты, а сказавший то, что повторил ты, идет наперекор сказанному в Коране и говорит об обязательности наказания за грех, совершенный другим, но слова его несправедливы!

— Так что же это означает? — спросил аль-Фадл.

— Мы считаем, что это касается лишь такого внебрачного ребенка, который станет совершать не только прелюбодеяние, как и его родители, но и другие дурные дела, вроде убийства, воровства и т. д. Говорят также, что он будет худшим из троих в том случае, если совершенное его родителями ограничится только прелюбодеянием, а сам он впадет в неверие. И поскольку неверие хуже прелюбодеяния, то говорят, что он является худшим из троих.

— Сие и есть знание! — воскликнул аль-Фадл и, обратившись к сыну, спросил: — Ты слышал?

—  Мухаммад, — продолжил Абу-Ханифа, — если человек хочет изучать хадисы, но не стремится к изучению их толкования и постижению их смысла, то усилия его пропадут даром и это принесет ему вред.

После этого Мухаммад ибн аль-Фадл стал часто приходить за знаниями к Абу-Ханифе.

Чтение Корана

Однажды группа людей пришла к Имаму обсудить с ним вопрос о декламировании Корана предстоятелем на молитве. Абу-Ханифа сказал: «Как могу я обсуждать этот вопрос со столькими людьми одновременно! Единственный способ — говорить об этом со всеми сразу, если вы определите одного из вас как посредника». Как только они сделали это, Имам сказал: «Нет нужды обсуждать это: вопрос решен. Так же как один из вас был выбран, чтобы представить всех, так и проводящему молитву дозволено читать выдержки из Корана от имени всех присутствующих».

Кыяс и стрижка волос

Однажды цирюльник постригал Абу-Ханифу, и ученый сказал ему:

— Убирай седые места!

—  Не надо, — ответил цирюльник.

— Почему?

—  Потому что их станет больше.

— Тогда подстригай черные места, может, и их станет больше!

Когда Шарику ибн Абдаллаху поведали этот рассказ, он рассмеялся и воскликнул: «Если Абу-Ханифа оставит свой кыяс, то только вместе с цирюльником!».

Мой кыяс не меняет религию

При встрече Абу-Ханифы с потомком Пророка Мухаммада аль-Бакыром последний спросил его:

—  Так ты тот, кто изменил кыясом религию и хадисы моего деда?

— Боже упаси!

— Да нет же, изменил!

— Сядьте на свое место, как подобает Вам, а я сяду, как подобает мне. Поистине, Вы уважаемы для меня так же, каким был Ваш дед при жизни для своих сподвижников.

Когда аль-Бакыр сел, Абу-Ханифа встал перед ним на колени и сказал:

— Я задам Вам три вопроса, а Вы ответьте мне. Кто слабее — мужчина или женщина?

— Женщина.

— А сколько долей [в наследстве] ей причитается?

— Мужчине две доли, а женщине — одна.

—  Так говорил Ваш дед; и если бы я изменил религию Вашего деда, то надлежало бы по кыясу, чтобы мужчине причиталась одна доля, а женщине две, ибо женщина слабее мужчины, — воскликнул Абу-Ханифа, а затем задал следующий вопрос: — Что важнее — молитва или пост?

— Молитва.

—  Так говорил Ваш дед; и если бы я изменил религию Вашего деда, то кыяс был бы в том, что, очистившись после регул, женщина должна была бы восполнить молитву, а не пост, — подытожил Имам и снова спросил; — Что грязнее — моча или мужское семя?

—  Моча.

—  Если бы я изменял кыясом религию Вашего деда, то повелел бы ополаскиваться после мочи, а омываться после семяизвержения. Боже упаси изменить кыясом религию Вашего деда!

Аль-Бакыр встал, обнял и поцеловал Абу-Ханифу и оказал ему всяческие почести.

О взаимоотношениях с властью

Перстень наместника

Ибн-Хубайра, наместник Куфы, пригласил как-то к себе Абу-Ханифу и во время встречи показал ему перстень, на котором было выгравировано имя: ‘Ата’бин ‘Абдаллах.

— Не могу носить его, — признался куфийский губернатор, — ибо на нем начертано чужое имя.

— А Вы в слове бин подправьте немножко, и получится мин, — подсказал Имам.

Поразившись быстроте ответа, губернатор сказал:

— Нам бы хотелось, чтобы Вы чаще навещали нас.

— И что же я буду делать при Вас? — ответил Имам. — Приблизив к себе, Вы совратите меня, отдалив же — опозорите. Но я не представляю для Вас опасности.

Эти слова Абу-Ханифа произносил и халифу аль-Мансуру, и наместнику Куфы Исе ибн Мусе всякий раз, года они говорили ему: «Нам бы хотелось, чтобы Вы чаще навещали нас».

Лучше лепешка, чем сожаление

Наместник Куфы спросил однажды Имама, почему он держится от него на расстоянии. «Ломоть хлеба, чаша воды и рваная одежда в спокойствии лучше роскошной жизни, после которой наступит сожаление».

Подарки халифа

—  Почему ты не принимаешь мои подарки?» — спросил аль-Мансур Абу-Ханифу.

— Я никогда не отказывался, — ответил Абу-Ханифа, — ни от чего, чем награждал меня повелитель правоверных из своего имущества. Если бы он наградил меня этим, то я принял бы. Но повелитель правоверных награждает меня из общей казны мусульман, а на нее я не имею права. Я не воин, который сражается за них, чтобы брать то, что берут воины. Я не их родитель, чтобы брать то, что берут родители. Я не из бедных, чтобы брать то, что берут бедняки.

Обманутый халиф

Абу-Джафар аль-Мансур наградил Абу-Ханифу в общей сложности тридцатью тысячами дирхемов. Не желая брать подарков от халифа, ученый все-таки сумел найти аргумент в пользу своего отказа. «О, повелитель правоверных! — сказал он. — В Багдаде я чужестранец, и у меня нет [надежного] места [для их хранения]. Положите их пока в государственную казну (байт аль-мал)». Аль-Мансур пошел навстречу и ответил на просьбу ученого согласием. Когда же Абу-Ханифа умер, из его жилища стали выносить имущество людей, которые доверили его хранение этому самому «чужестранцу». «Абу-Ханифа обманул нас!» — воскликнул халиф, понявший, как ловко ученый перехитрил его.

 

Любвеобильный халиф

Между аль-Мансуром и его женой произошла ссора по той причине, что халиф много предавался любовным утехам со своими наложницами и мало внимания уделял законной жене, требовавшей от него справедливости.

— Кого ты хочешь, чтобы он рассудил нас? — поддался он.

— Абу-Ханифу! — сказала жена.

Аль-Мансуру кандидатура третейского судьи пришлась также по душе, и он вызвал к себе ученого.

— Абу-Ханифа! Жена завела со мной тяжбу, рассуди нас по справедливости, — попросил халиф.

—  Пусть повелитель правоверных говорит, — согласился ученый.

— Абу-Ханифа! Сколько мужчине дозволяется иметь жен?

— Четыре.

— А сколько дозволяется иметь наложниц?

— Сколь пожелает, им нет числа.

— А может ли кто поспорить с этим?

— Нет.

— Ты слышала? — воскликнул халиф, обращаясь к жене.

—  Но Бог позволил это лишь людям справедливым, — продолжил Абу-Ханифа, — кто же несправедлив или же боится, что будет несправедлив, тому надлежит не превышать одной, ибо сказано Всевышним: «А коль боитесь, что будете несправедливы, то — одна!» (4:3). И всем нам полагается поступать согласно Божьему воспитанию и внимать Его наставлению.

Смущенный аль-Мансур не нашел что сказать. Абу-Ханифа же встал и вышел. Когда ученый достиг своего жилища, посланец супруги халифа в знак ее благодарности доставил ему денег, одежд, наложницу и дорогого египетского осла. Однако Абу-Ханифа не принял подарки.

—  Передай ей мои приветствия, — сказал он посыльному, — и скажи ей, что я борюсь за свою религию и делаю это только ради Бога, а не ради близости к кому бы то ни было. И этим я не ходатайствую у Него за земную жизнь.

Не спорь с Абу-Ханифой!

Когда Абу-Ханифу пригласили во дворец, привратник халифа Раби [ибн Юнус|, недолюбливавший ученого, сказал аль-Мансуру:

—   О повелитель правоверных! Этот Абу-Ханифа оспаривает Вашего деда! Ведь по Аббдаллаху ибн Аббасу, если кто поклялся в чем-то, а затем через день или два оговорился, то такая оговорка (истисна’) позволительна. Абу-Ханифа же говорит, что оговорка позволяется только вместе с клятвой.

— О повелитель правоверных! — парировал Абу-Ханифа. — Раби полагает, что Вы не можете через присягу подчинять себе свое войско.

— Как это? — спросил халиф.

—  Они клянутся Вам [в верности], затем возвращаются в свои дома и делают оговорку, нарушая свои клятвы.

Халиф рассмеялся и сказал:

— Раби! Не спорь с Абу-Ханифой!

— Ты что хочешь, чтобы пролилась моя кровь? — сказал привратник ученому, когда они вышли от халифа.

—  Нет, это ты хочешь, чтобы пролилась моя кровь. Но я спас и тебя, и себя! — ответил Имам.

Он хотел повязать меня

 Аббасидский полководец Абу-аль-Аббас ат-Тусы очень плохо относился к Абу-Ханифе, который был осведомлен об этом. Однажды в день казни ученый присутствовал во дворце халифа аль-Мансура, когда там было много народу. «Ну, сегодня я погублю Абу-Ханифу!» — сказал ат-Тусы и обратился к Имаму:

— Абу-Ханифа, повелитель подозвал одного из нас и повелел рубить человеку шею. Можно ли рубить ему шею, не зная за что?

— Абу-аль-Аббас! Повелитель правоверных приказывает истину или ложь? — переспросил Абу-Ханифа.

— Истину.

— Следуй истине, какой бы она ни была, и не спрашивай о ней! Позже Абу-Ханифа сказал одному из своих приближенных: «Он хотел повязать меня, но я сам связал его!».
Продолжение следует, инша Аллаh.